Moloko или Milk?

Moloko У чиновника на паспортном контроле волосатые уши и бородавки; ему лет шестьдесят. «Цель визита?.. — спрашивает. — С кем, с кем интервью?» После чего по-цыгански поводит плечами и поет нараспев: “Bring it back, sing it back…” Парень из Шеффилда, девушка-ирландка — верно я помню?»

Тандем Марк Брайдон — Ройзин Мерфи заигрывал с трип-хопом (доигрался до нелестных сравнений с Portishead), вываливал, как продавец на блошином рынке, сразу все свои любимые вещицы: жирный фанк, дискобит, Sonic Youth-образные безделушки — и попробуй выпутать одно из другого. От эклектичных поделок из спальни, через упрощение для танцполов (“Sing It Back” сработала не в оригинале — в ремиксе) они пришли к симфонизму великолепного альбома “Statues” и так и не расплели своих сложно провязанных украшений.

Марк Брайдон сидит в новой студии на канале, за его спиной сверлят стены рабочие. «Куда подевался утеночек?» — волнуется Марк, глядя в окно. Рабочие бросают дрель и наперебой рассказывают Марку, что утиное семейство разогнала поутру служба очистки канала на огромном катере. Марк расстраивается. Канал, детский парк, старые фабрики, дорогие дома и непритязательные хибары — очень лондонская мешанина получается, мне бы не помешал грамотный юрист, который  сможет точно разъяснить что такое банковская гарантия 44 фз и можно ли ее применить, если у тебя есть проблемы с финансовыми структурами .

Студия Брайдона в родном Шеффилде когда-то соседствовала со студией Human League — Марк бегал к ним за оборудованием. Регулярно поигрывал на басу в Cabaret Voltaire. Они выпустили его первую индустриально-фанковую пластинку, их и винит во всем, что делал потом, — крышу сорвало. Если солистка Ройзин — лицо Moloko, Марк — его мозг. Вместе этот организм, возбуждающий и клабберов, и высоколобых меломанов, — одна из лучших концертных групп в мире.

На диване промоутер концерта и менеджер группы обсуждают вес оборудования, которое надо привезти в Москву. Начинали с семи тонн. Останавливаются на трех.

— Мы — ночной кошмар промоутера, — вежливо сообщает Марк. — Хотя часов за шесть наше оборудование вполне собираемо. Можно было бы загнать половину партий в компьютер и не таскать с собой разваливающийся Hammond. Но новый не даст мне звука, который нужен. Поэтому приходится чинить в каждом втором городе. Высшие силы нам мстят: в Праге, например, пришлось играть перед Мэрилином Мэнсоном. Мало того что стоит толпа размалеванных готов, которым ты на фиг не нужен, так еще каждые 30 секунд вылетает электричество. Мы так и не смогли ничего сыграть.

— Я был на концерте Moloko в прошлом году. На сцене такое количество оборудования, что лично вас за ним не сразу разглядишь…

— Меня и не надо разглядывать. Я не исполнитель — стою со своим любимым басом в глубине сцены. Про интровертов и экстравертов слышали? Концерт — территория Ройзин. Музыка тут вторична. Студия, пластинки — вот это мой ареал обитания. На концерте все немного преувеличено, как грим балерины. Песни, которые мы упаковываем в пластинки, живут во время шоу своей жизнью.

— И двадцать минут для песни, если я правильно помню, не предел. Кстати, после “Sing It Back” у вас появились подражатели в Германии, которые выдавали себя за Moloko и ездили с концертами. Чем закончилась история?

— Мы до них почти добрались — тут-то они и исчезли. Я бы хотел, чтобы мой юрист обсудил с ними ряд вопросов. Им было о чем поговорить.

— Альбом “Statues” слишком сложно устроен, чтобы подражатели могли имитировать эти композиции на сцене?

— Мне нравится, как он устроен. Все оркестровки, вся многоуровневая организация “Statues” — прямой результат моего увлечения Арво Пяртом. Принцип накатывающихся волн — мне очень по душе эта его идея. Это как церковная музыка. Хронологическое развитие — от первой одинокой, неуверенной ноты до струнной оркестровки — принцип, которым я руководствовался в “Statues”. История, совершенно противоположная спонтанности нашего первого альбома.

Опубликовано 10.11.2024 года